ОПЕРАЦИЯ «АРКТУРИАНА»

Общая информация и рассуждения

Весной в северных широтах на небе хорошо видна звезда Арктур, красный гигант, «альфа» созвездия Волопаса. Арктур считается второй по яркости звездой после Сириуса в северном полушарии. Говорят (но сам я не видел), что он имеет оранжевый оттенок. Согласно астрономам, его особенностью является быстрое «собственное движение», в результате которого через несколько тысяч лет он сменит констелляцию — станет частью созвездия Девы. Название «Арктур» происходит, по одной версии, от греческого «арктофилакс», что значит «страж», «хранитель», по другой версии, от «арктон урос» — «страж медведицы». (Гера из ревности превратила красавицу Каллисто в медведицу, а сын Каллисто, волопас Аркас, стал охотиться на неё, не зная, что это его мать, тогда Зевс превратил медведицу-Каллисто в созвездие Большой Медведицы, чтобы спасти её от сына, а тот был затем приставлен к ней на небо в качестве телохранителя.) В арабской традиции он также назывался «стражем» — «стражем севера» и «стражем небес». Луораветланы (чукчи) до сих пор поклоняются Арктуру как предводителю всех звёзд (его они называют «передней головой», а Вегу — «задней»). Считается, что Арктур медленно умирает: всего через какие-то 4,5 миллиарда лет он рассеется и превратится в планетарную туманность.

Моё первое неотклоняемое соединение с Арктуром — оно же его первая спланированная атака — состоялось 21 марта 2022 года ближе к утру. В те дни я был увлечён изучением сердца как гипотетического 12-го, Скрытого мажоритарного актора в войне всех против всех. Была ночь, я, как обычно, ходил, читал, писал, в какой-то момент выглянул в открытую форточку и над убывающей Луной невооружённым глазом увидел её.

Записки технотеолога в миру (220-230)

1781. В начале Абстрактной весны 2021 года нас, сотрудников кафедры синтеза, семплирования и фильтрации богов, согнали на обязательные курсы повышения квалификации под названием «Видéния теории». Слушатели курсов должны были фантазировать, как они видят «свою», ту самую теорию: создавать не метатеорию, не феорию теории, а фантасматы теории, служащие, по выражению Генриха Альтшуллера, «идеальным конечным результатом» концептостроительства. Для одних это были видéния чётких сложных парадоксальных структур — как бы сияющих метагородов будущего. Для других это были словно спутанные растительные массы, наподобие флоры нижних ярусов бразильской сельвы или туманных лесов Калимантана. Третьи видели «свою» теорию как бескрайнюю пустыню, в которой эоловые процессы формируют из гранул песка волнистую рябь понятий («Если вы хотите знать, каков для меня облик моей теории, — сказала одна из слушательниц, — полистайте “Физику выдувных песков и пустынных дюн”, написанную майором британской армии и основателем Группы пустыни дальнего действия Ральфом Алджером Бэгнольдом»).

Настоятель института, которому было поручено вести эти курсы, говорил, что теория может быть любой, но она должна быть «пурпурной». Под «пурпурным» он подразумевал нечто большее, чем зрительное цветовое представление: это, во-первых, несочетаемое сочетание исключённости и исключительности, характерное для общественного отношения к пурпуру, как оно эволюционировало исторически, во-вторых, несоединимое соединение рационального и иррационального начал, традиционно обнаруживаемое в опытах постижения этого цвета и символизированное заочной конфронтацией Гёте и Ньютона. «Пурпурность» теории — её особое положительное качество, сродни безумности, но взломанной изнутри: «По-настоящему безумно не то, что без-ума, а то, что встраивается внутрь ума как фатальная угроза ему» — говорил настоятель.

Записки технотеолога в миру (200-210)

1008. О том, что восстание закончилось, Аня догадалась по неземному гулу, заполнившему город.
— Дедушка, ты слышишь?.. Что это? — спросила она, подняв палец вверх.
Они стояли на перекрёстке и ждали, когда загорится зелёный свет.
— Это входят в город воображающие машины, — сказал дедушка серьёзно.
— Они надолго к нам?
— Пока мы будем способны выносить свободу.
Аня улыбнулась.
— Но свобода в принципе невыносима, — продолжил дедушка. — Каждый берёт себе столько свободы, сколько он способен вынести.
— А почему свобода невыносима?
— Ну, её просто слишком много. Она избыточна — как свет Солнца, как межзвёздное пространство, как число связей во вселенной… Непонятно, что с ней делать.
— Так что в ней хорошего, если она так невыносима?
Они двинулись через пешеходный переход.
— Ничего. Свобода вообще по ту сторону плохого и хорошего, она просто есть, — ответил дедушка, когда они уже были на другой стороне дороги.
— А если человек совсем-совсем не может вынести свободу… То что?
— Он её на что-нибудь разменивает. Например, на чудо, тайну или авторитет. И это ещё в лучшем случае…
— А в худшем? — спросила Аня.
— Худший ты видела, — ответил дедушка, бросив на Аню беглый взгляд. — Если мы полностью отказываемся выносить свободу, воображающие машины уходят и на их месте устанавливают себя машины насилия.
— Хм, — сказала Аня.

Записки технотеолога в миру (190-200)

1860. Среди сотрудников нашего отдела (синтеза, семплирования и фильтрации богов) было несколько стоиков и эпикурейцев, но большинство являлись пирронистами. (Мода на стоическую этику — характерная черта среднего метазастоя, скрывалась за ней банальная жалость к себе и стремление к покою без воли; а эпикурейцы, по верному наблюдению Гегеля, те же стоики, только навыворот.) В известном смысле это была вынужденная идентификация: без пирроновых апостасиса (воздержания от суждения), афасии (невысказывания), эпохэ (подвешивания) и «может быть» («таха») в институтских стенах трудно сохранить голову, а зачастую и жизнь. Например, если один из нас сидит в кабинете лицом к открытой двери, ведущей в коридор, и видит там проходящего Одина или «ангела света», он, как правило, думает: я даже ничего не буду говорить себе по поводу этого, я просто апостасирую и афасирую и продолжу работать; а если это какой-нибудь гекатонхейр, да ещё без электронного браслета, ну тогда нужно идти жаловаться в партком или прямиком к настоятелю.

Четвёртый троп пиррониста Секста Эмпирика об «обстоятельствах» или «распределении состояний» многим из нас помогал не придавать значения своему плохому настроению, а девятый — о «постоянно или редко встречаемом» — умерял желание поспешно назвать что-нибудь «пронзительным» или «великим» (чем грешили тогдашние блоггеры и фрондирующая пресса). Как пирронисты отрицали существование «очевидных вещей», таких как звук, так же и мы отрицали существование памяти, внимания и прочего. Такая этическая установка могла бы сойти за буддийскую, если бы не было достоверно известно, что само буддийское учение, в частности мадхьямака легендарного Нагарджуны, развивалось под влиянием греков-пирронистов, путешествовавших в Индию.

Записки технотеолога в миру (180-190)

1976. Краткое содержание предыдущей серии. Учитель с учениками попадает на встречу с членами Союза мёртвых зумеров — то есть, конечно, не мёртвых (в Метароссии смерти нет, ребята!), а тех, кто был зумером в каких-то из своих имманентных прошлых жизней. Мы покинули наших героев в тот момент, когда они сидели кругом и слушали выступление одного из членов Союза.
— …Эти бумеры всё предали, всё извратили… — говорил он. — Калифорнийские хиппи, говорите, сайгонские «системщики»?.. Они стали реакционерами, продались капиталу!… Они лишили нас всего! И не только нас, но и наших постотцов и наших метаотцов!
— …И квазиотцов и метаквазиотцов!.. — вставил другой.
— А что они дали нам взамен?.. — спросил первый.
Кто-то поднял руку:
— Интернет?..
— Что? — переспросил первый.
— Интернет, — робко повторил третий.
— А, да, действительно, — растерянно сказал первый.
— А ещё персональные компьютеры, цифровые фотокамеры, гитарную поп-музыку, блокбастеры… — заговорил четвёртый.
— Да-да, ясно-понятно, — перебил его первый.
— Психоделическую культуру, — сказал пятый.
— Ребята, опять вы это… Мы же собирались сториз смотреть… — умоляющим тоном сказала одна из собравшихся.
— И стэндаперов, — добавила сидевшая рядом.

Записки технотеолога в миру (170-180)

498. Одна из НИОКРов, которые ведёт Институт технотеологии, — проект беатификации и канонизации вещей. Девиз проекта — «Хватит фетишизировать вещи, давайте их канонизировать!». На сегодняшний день коллегиальным органом принято решение о причислении к лику святых и блаженных foobar[=498] технических объектов (Святой Двигатель внутреннего сгорания, Святой Тетрод, Блаженная Шина данных…). Обвинения в фетишизме и идолопоклонстве, часто выдвигаемые в наш адрес монотеистами, непертинентны. Их причиной является как философская путаница относительно понятия фетиша, так и тенденциозное принижение (завышение) роли вещей для жизни человека.

Популяризовал термин «фетиш» (=«сделанный») и феноменологически точно описал соответствующее ему явление Шарль де Бросс в XVIII веке (по фиктивной хронологии Скалигера–Петавиуса), а у него этот термин подхватили социологи (Конт), философы (Гегель), экономисты (Маркс), антропологи (Тайлор), психологи (Фрейд) и пр. Сегодня под фетишем понимается любая вещь, заряженная «сверхъестественной» силой, будь то море, дерево, камень, искусственно сделанный предмет, часть человеческого тела. Как ранних, так и поздних исследователей приводило в недоумение бесконечное разнообразие фетишей в первобытных культурах, их фактическая равнообъёмность всему миру материальных индивидов (фетишем может стать что угодно). Технотеологически это объясняется довольно просто: фетиш есть эволюционно первая мысль о контуре между религиозным фоном и технической фигурой, и он сам есть такой простейший контур, высматриваемый в мире. Фетиш у Маркса или Фрейда также раскладывается на религиозный фон («благая весть» капитализма и индивидуальные «грёзы» соответственно) и техническую фигуру (товары/деньги и одежда/части тела соответственно).

Записки технотеолога в миру (160-170)

1012. — Маргарита Алексеевна, а чем всё-таки закончилась Зимняя революция 2018 года? — спросила внимательная Аня.
— Говорят, что и не было никакой революции, — сказал умный Петя. — Луминар мне даже порекомендовал вчера посмотреть видеограмму с таким названием: «Зимней революции 2018 года не было».
— А мои родители считают, что Зимняя революция всё ещё идёт… — сказала проницательная Даша.
— Вам разве не рассказывали об этом на уроках метароссийской истории? — спросила учительница.
— Нет, нет! — закричали дети.
— Про это будет только в следующей семестре, — сказал Гриша.
— Опять поменяли программу… — вздохнула учительница. — Ну хорошо, слушайте: Зимняя война 2018 года закончилась обращением стрелы времени вспять. Это было единственным способом остановить метазастой.

Записки технотеолога в миру (150-160)

2015. Есть ли смысл в слове «метарусский»? Смысл заключен не в самом слове, а в способе его употребления. Этот способ позволяет сохранять невредимым первоначальное коммуникативное намерение за счет непрекращающегося перескакивания с одного логического типа на другой.

Допустим, я говорю: как метарусский я не могу смотреть, как над моей родиной издеваются лицемерные чиновники. После этого возможны пять коммуникативных ситуаций. Вход в каждую ситуацию может осуществляться «с нуля», но, попадая в любую из них, коммуниканты движутся по их цепочке последовательно (как вперед, так и назад).

Ситуация №1 (подозрение и развенчание). Допустим, мне говорят: метарусский — это не русский, это какой-то русофоб, а может, даже еврей или американец! Ответ: метарусский — это действительно не русский, но и не русофоб, не еврей и не американец, потому что метарусский — это метарусофоб, метаеврей и метаамериканец. Кажется, что в этом воображаемом обмене репликами ничего не произошло. И это действительно так: критика первоначальных утверждений рассыпалась, и их можно повторять, как если бы они произносились впервые.

Ситуация №2 (идентификация и создание нового образа врага). Допустим, критики настроены серьезно и спрашивают: ну хорошо — что такое метарусский? Ответ: метарусский — это тот, кто с болью смотрит на то, как над его родиной издеваются лицемерные чиновники и т.д. Здесь возможен возврат к ситуации №1 и бесконечный цикл. Само по себе это неплохо, так как первоначальное намерение в этом цикле все равно будет проступать: при «пустом» субъекте внимание целиком сосредотачивается на его предикатах, а предикаты в этом случае сигнализируют о конкретных проблемах.

Ситуация №3 (отрицание и опустошение). Критики могут пойти дальше и сказать: метарусский — это ничего не значит, «пустое означающее». Здесь возможен переход к ситуации №2 и еще один бесконечный цикл: «метарусский» будет то нагружаться атрибутами, то опустошаться критикой. Но в общественно-политическом поле операция опустошения заведомо проигрышная, так как слишком абстрактная. Кроме того, сам тезис о пустоте термина будет противоречить явным инвестициям в коммуникацию. Поэтому в какой-то момент критики метарусскости будут вынуждены отказаться от этой тактики и вовлечься в метаигру.

Записки технотеолога в миру (140-150)

661. От переводчика: нижеследующий текст является русским переводом метарусского текста, в котором в свою очередь обсуждается текст на русском языке (приведённый здесь на языке оригинала); в некотором смысле получившийся текст является метаметарусским.

На семинаре по исторической технотеологии обсуждали знаменитую Механическую сутру, написанную в Дометароссии на русском языке.

«3. Техника и религия суть одно. Как нет техники без религии, так нет религии без техники. Это как право и лево: религия одесную, техника ошую».

— В этом стихе явно прослеживается какая-то древневосточная или досократическая традиция, — сказал настоятель. — Речь идёт о некоей диалектике. Весь вопрос в том, что здесь имеется в виду под т е х н и к о й и р е л и г и е й, этими двумя древними понятиями, поскольку автор нигде не даёт им содержательного определения.

— Я думаю, что т е х н и к а — это когда мы нажимаем на святую кнопку и поднимаемся от горячего металлического микроядра планеты в верхние холодные слои газа. А р е л и г и я — это когда в процессе этого подъёма мы не знаем, чем он завершится и продолжим ли мы пребывать в своём теле. Как сказано во втором стихе сутры, техника есть то, что ломается, а религия есть сама поломка, — сказал глава Агентства превращения людей в музыку.

— А я думаю, — сказал сотрудник Музея поломок, — что р е л и г и е й русские называли свою неспособность нажать на эту святую кнопку и подняться от твёрдой поверхности планеты к верхним слоям атмосферы и тому, что за ними. Потому что если бы они были на это способны, им не нужно было бы специальное слово для выражения желания этого подъёма. У них бы тогда было только одно слово — т е х н и к а — или, что более вероятно, не было бы ни того, ни другого.

— По-твоему выходит, что религия — это желание техники, абсолютной техники, а техника — это желание религии, абсолютной религии. Одно стремится к другому, желает другого. На этот смысл косвенно указывает четвёртый стих, — сказал настоятель.

Записки технотеолога в миру (130-140)

1982. При Метаренессансе стала популярной теория астромарксизма в применении к анализу культуры: исследование властных отношений в полях культурного производства с учётом астрологических диспозиций (астрогабитусов), персонифицированных теми или иными агентами этих полей. Поскольку социологическая начинка астромарксизма более-менее известна (собственно марксизма в ней не очень много: этот термин был придуман как пародия на «австромарксизм», а сама теория зародилась скорее как пародия на бурдьеанство, попытка гибридизации двух языковых игр, впоследствии ставшая серьёзной дисциплиной), скажем немного про его астрологическую сторону. Астрологию мы понимаем как исторически первую науку о больших данных и как наиболее технически развитую систему различий. Приложение относительно произвольного формализма к наблюдению за общезначимыми и регулярными естественными процессами (космическими циклами) позволяло древним производить не менее надёжное коррелятивное знание, чем то, которое производили учёные в эпоху метазастоя с помощью так называемых искусственных нейросетей. Далее будет введены несколько астрологических абстракций, которые следует трактовать как логико-онтологические дериваты символико-геометрических отношений (между небесными телами в геоцентрической системе).